– Может, расскажете?
– Расскажу. Это немногое из того времени, что я помню совершенно отчетливо. По-видимому, потому, что тогда мы в последний раз видели Картера живым.
Собираясь с мыслями, она несколько мгновений помолчала.
– Это случилось за три или четыре месяца до смерти Картера, следовательно… дайте подумать… в конце тридцать восьмого или в начале тридцать девятого года. Он вернулся жить в Лондон, но зиму проводил в Луксоре и часто обедал у нас. Меня всегда отсылали наверх. Но, как большинство детей, я пробиралась на лестницу, чтобы подслушать, о чем говорят взрослые. Не могу точно сказать, кто у нас собрался в тот раз. Отец и Говард – это точно, еще, может быть, Херби Уинлок и Уолт Хаузер…
Мэри помолчала, вспоминая, затем махнула рукой.
– Не важно. Я хочу сказать вот о чем: возник грандиозный спор, и Говард начал кричать. Он всегда был несдержан, а к концу жизни, когда злокачественный лимфоматоз его доконал, стал совершенно невыносим. Понятия не имею, по поводу чего они ссорились, только помню, Говард очень громко кричал: «Вздор! Ничего он не нашел! Миф! Можете перерыть всю Аравийскую пустыню, все равно его не обнаружите, потому что лабиринта не существует».
– Лабиринта? – нахмурился Халифа. Он не знал этого слова.
– Махата, – перевела Мэри.
– И что это значит?
– Откровенно говоря, не знаю. Я слышала всего лишь об одном лабиринте – пирамиде Аменемхета Третьего, но она находится в Хаваре, в Фаюмском оазисе. К тому же Питри открыл его в конце тысяча восемьсот восьмидесятых годов.
Мэри снова скользнула взглядом по письму и вернула его детективу.
– Все? – Халифа положил лист в папку. – Больше ничего не можете вспомнить?
– Боюсь, что нет.
– И не имеете представления, о чем он говорил? И кто такой «он»?
– Простите, Юсуф. Я слышала только обрывок разговора. Не исключено, что речь шла о Питри и Хаваре, а Говард перепутал пустыни – Аравийскую с Ливийской. Или я перепутала пустыни. Все-таки прошло восемьдесят лет. Память играет с нами злые шутки. На меня произвело впечатление, что и в том и в другом случае упоминалась Аравийская пустыня… И знакомые слова…
Она виновато пожала плечами. Халифа наклонился и засунул папку в пластиковый пакет. Был момент, когда он надеялся, что археолог скажет ему нечто проливающее на загадку свет. Но вместо этого она напустила еще больше туману. Самюэл Пинскер утверждал, что открыл нечто «длиной в мили», и не исключено, что «это» находится где-то в пустыне. Какой-то человек – то ли Пинскер, то ли нет – заявлял, что обнаружил лабиринт в Аравийской пустыне. Оба утверждения были неопределенны и на первый взгляд не имели отношения к тому, над чем работал Бен-Рой. Все это было похоже, если вспомнить любимую фразочку шефа Хассани, на игру в нарды в паре буйволовых лепешек.
Дюфресн, видимо, прочитала на его лице разочарование, потому что накрыла его руку своей и слегка пожала.
– Есть человек, с которым вы можете поговорить.
Халифа поднял на нее глаза.
– Англичанин Дигби Гирлинг. Забавный тип, толстый, как пузырь. Несколько лет назад – если точнее, больше чем несколько – он написал книгу о тех, кто занимался раскопками гробницы Тутанхамона. Я почти уверена – Пинскер в ней тоже упоминается. Не исключено, что он знает больше, чем я.
– Можете подсказать, как с ним связаться?
– Мм… он обретается в Англии, в колледже Биркбек в Лондоне, но в это время года его можно застать на одном из круизных теплоходов на Ниле, где он выступает с лекциями.
Халифа отметил про себя этот факт и посмотрел на часы. Оказалось позже, чем он думал.
– Мне пора. Не хочу, чтобы Зенаб… ну, вы понимаете.
Мэри снова сжала его руку.
– Все понимаю, Юсуф. Жаль, что не могу вам больше ничем помочь.
– Вы мне очень помогли.
– По крайней мере спасла от обезвоживания. – Она улыбнулась и постучала пальцами по фляжке. – Подвезти вас до Дра-эль-Наги?
Археолог кивнула в сторону мотоцикла. Халифа, не желая ее затруднять, начал отказываться, но Мэри настаивала, за явив, что ей все равно туда нужно съездить кое-что взять. Откровенная ложь. Но, вспомнив о перспективе прогулки по долине под палящим послеполуденным солнцем, детектив поступился гордостью и согласился на предложение.
– Спасибо.
– Спасибо вам. Давненько я не возила на заднем сиденье таких молодых красавчиков.
Мэри положила фляжку с лимонадом в шахту гробницы, закрыла вход, и мотоцикл, пыхтя, устремился по вади меж гор, пока не выбрался на асфальтовую дорогу, которая вела от Долины царей к плодородной прибрежной полосе. Мэри не стала ссаживать его у деревни Дра-эль-Нага и подвезла к реке. Халифа сопротивлялся только символически. Ему приятно было ощущать ветерок на лице.
Они распрощались в порту Эль-Гезиры. Халифа заплатил пятьдесят пиастров и поплыл на местном пароме на Восточный берег, не переставая думать о Самюэле Пинскере, о том, какое тот совершил преступление, какую принял смерть в одиночестве, и о таинственном предмете или месте, которое он, по его утверждению, обнаружил. И только когда паром причалил к берегу и Халифа с толпой толкающихся пассажиров вышел на пристань и стал подниматься по ступеням на нильскую пристань Корнич, он неожиданно вздрогнул и застыл как вкопанный.
В первый раз за девять месяцев он плыл по воде и ни разу не вспомнил о сыне Али. Пораженный Халифа повернулся к реке: он не знал, то ли испытывать облегчение от того, что горе на какое-то время отступило, то ли прийти в ужас, потому что его мальчик отдаляется от него.
Тель-Авив
Высадив Зиски в центре Тель-Авива, Бен-Рой позвонил приятелю-журналисту Натану Тирату узнать, не хочет ли тот пропустить по стаканчику. Но подспудным мотивом встречи было повыуживать из него информацию о корпорации «Баррен». У Тирата подходил срок сдачи материала – надо было срочно закончить сенсационную историю о черной дыре в пенсионном фонде израильских вооруженных сил. Но он обещал за час управиться, если Бен-Рою нетрудно подождать. У детектива не было особенных причин спешить в Иерусалим, и они договорились выпить пива в баре на Дизенгоф, который оба знали.