– Ты очень добр, – ответил египтянин. – Спасибо, у нас все в порядке.
– Хочешь, сейчас сяду в самолет и прилечу к тебе?
– Я тебе благодарен, но в этом нет необходимости.
Бен-Рой склонился набок и оперся локтем о ручку скамьи. Он вдруг понял, что вспоминает свою потерю – погибшую пять лет назад во время теракта невесту Галю. Добрые слова соболезнования и сочувствия почему-то делали ему только больнее, сильнее подчеркивали чудовищность свалившейся на него трагедии. Он по собственному опыту знал, что ни речи, ни молитвы, ни цветы не избавляли от страдания. В такой ситуации человек остается наедине с собой и должен бороться самостоятельно. Горе, когда все уже сделано и сказано, глубоко личная территория.
– Я с тобой, если понадоблюсь, – запинаясь, произнес он.
– Спасибо, ты добрый друг.
Они помолчали, но это была не та неловкая пауза, что несколько минут назад. Теперь они молчали как люди, которые ценят общество друг друга и достаточно уверены в товарище, чтобы не вымучивать слова, если особенно нечего сказать. Мимо, постукивая палкой по тротуару, прошел старик хареди. Через мгновение послышался шелестящий звук – со стороны Яффы показался новомодный иерусалимский трамвай, его стеклянно-серебристый корпус плохо вязался с разрушающимися зданиями бывшей подмандатной территории. Старое и новое, прошлое и настоящее, древнее и современное – такое впечатление, что в Иерусалиме одно перетекает в другое.
– Ты хотел меня о чем-то попросить, – напомнил Бен-Рою Халифа.
– Прости?
– Что-то в связи с расследованием, которым ты теперь занимаешься.
Бен-Рой совершенно забыл, зачем позвонил египтянину. После того, что он услышал, то дело показалось совершенно неважным. Да и неловко просить Халифу о помощи, когда у него такое горе. Он пойдет официальным путем и подсунет задачу кому-нибудь еще. Это, конечно, замедлит процесс, но не велика беда. Даже Бен-Рой признавал, что бывают моменты, когда надо немного тормознуться (жаль только, что он забывал об этом, когда жил с Сарой).
– Забудь, – сказал он в трубку.
– Давай, Бен-Рой, выкладывай.
– Да ничего особенного. Предлог, чтобы позвонить.
– Точно?
– Точно.
Они еще помолчали. Свистящий звук приближающегося по рельсам трамвая нарастал. Затем Халифа сказал, что ему пора идти.
– Не хочу надолго оставлять Зенаб одну.
– Конечно, я понимаю. Передай ей мои наилучшие пожелания. Я так вам сочувствую.
– Спасибо, мой друг.
– Надо постараться общаться почаще.
– Согласен. – Халифа немного поколебался и добавил: – Рад был тебя слышать, вонючий еврейский ублюдок.
Бен-Рой улыбнулся:
– А я тебя, наглый мусульманский сам знаешь кто.
Они пообещали друг другу звонить, попрощались, Бен-Рой опустил телефон и уже готов был нажать на кнопку разъединения, но вдруг передумал.
– Халифа!
Когда четыре года назад он, убитый горем после смерти невесты, был на дне пропасти отчаяния, Халифа втянул его в расследование дела Анны Шлегель. И с этого момента к нему стали возвращаться силы и смысл жизни. Сейчас ситуация была, конечно, иной, но как знать, может, он сумеет отплатить услугой за услугу. Бен-Рой сомневался, что вытащит из пропасти друга. Потеря сына – Боже, какая же это бездонная пучина! Но работа хотя бы развеет Халифу. Ничего иного, чтобы помочь товарищу, израильтянин придумать не мог.
– Есть кое-что, чем ты мне можешь помочь.
– Говори.
«Баррен», «Немезида», Синайский путь, полет Клейнберг в Александрию – за все эти египетские ниточки можно было потянуть иными способами. Но одна была словно предназначена для Халифы.
– Ты не слышал о таком типе, Самюэле Пинскере?
Египтянин не слышал.
– Британский горный инженер, пропал в Луксоре в начале двадцатого века. Его тело было обнаружено в гробнице в тысяча девятьсот семьдесят втором году.
– Я заинтригован.
– Я тоже. Это дело, похоже, связано с убийством, которое я сейчас расследую, хотя понятия не имею, как и почему. Вот я и подумал, поскольку ты в Луксоре…
– Хорошо, покопаюсь.
– Только смотри, если у тебя и без меня дел невпроворот…
– Нет-нет, буду рад помочь. Пришли детали.
– Немедленно отправлю электронной почтой. Но ты, правда, не трать много времени. Только…
– Только раскрыть за тебя дело?
Бен-Рой усмехнулся.
– Вот именно.
Он несколько мгновений помолчал, глядя на Старый город, монументальные стены которого отсвечивали оранжевым в свете обрамляющих их фонарей. И вдруг, движимый внезапно нахлынувшим потоком теплых чувств к старому другу, пробормотал:
– Халифа, а как ты относишься к тому, чтобы снова вместе поработать? Ты и я – команда «А», как в прежние времена?
Ответ египтянина был не таким жизнерадостным.
– Ничего больше не будет, как в прежние времена. Они ушли навсегда. Я свяжусь с тобой, как только что-нибудь обнаружу.
На этом он кончил разговор и разъединился.
Пять дней спустя
Заботься о малом, а большое само о себе позаботится.
Так учили меня родители, и я до сих пор живу по этому правилу. Занимаюсь малым – ежедневной рутиной – и рассчитываю, что связанное с зачисткой в соборе как-нибудь утрясется само собой. Это как будто и происходит: никаких телефонных звонков, никаких неожиданных визитов и докучливых контактов с незнакомцами. Похоже, пыль оседает. Обычно пыль мне не нравится, но в данном случае пыль – это даже неплохо.
Родители очень сильно на меня повлияли и продолжают влиять – каждый по-своему, к худу или к добру. Я часто слышу их голоса. И запах – ощущаю их запах. У меня всегда было острое обоняние, поэтому запах моих стариков крепко засел в моей памяти. Вот почему в соборе против обычной практики, когда толстуха была водворена под стол, мне захотелось немного полежать рядом. Свернуться подле нее в темноте, прижаться лицом и вдыхать восхитительный миндальный запах волос. Было почти такое чувство, словно ко мне вернулась мать, и это меня ободряло. Хотя за семью давно отвечаю я, и никто другой, мне все-таки время от времени требуется поддержка. Чтобы знать, что делаю все, что в моих силах.