– Не вижу никакой очевидной связи. Разве что обе жертвы были из евреев. Но даже такое предположение… как это говорится… шаткое, учитывая, что преступления отделяют друг от друга восемьдесят лет. Хотя я не знаю всех деталей твоего расследования и, возможно, что-то упустил.
Справедливое замечание. Бен-Рой обрисовал Халифе лишь основные контуры дела. Отчасти потому, что начальство совсем бы не одобрило, если бы узнало, что он за спиной руководства доверяет конфиденциальную информацию третьей стороне, особенно если эта третья сторона арабская. Но главным образом не хотел, пользуясь дружбой, слишком загружать Халифу работой.
Однако если этого не сделать, можно упустить возможные связи. Существенно важные связи.
Бен-Рой колебался между необходимостью находить ответы и нежеланием давить на друга. Дилемму разрешил сам Халифа.
– Ты можешь прислать мне больше информации? – спросил он.
– Ты в самом деле хочешь, чтобы я прислал тебе больше информации?
– Почему бы и нет? Будет только содействовать укреплению арабо-израильских отношений.
На этот раз Бен-Рой улыбнулся.
– Утром кое-что отправлю, – сказал он. – Но буду признателен, если это останется между нами.
– Конечно. Только обращусь с воззванием по национальному телевидению, а в остальном – молчок.
Бен-Рой снова улыбнулся. Через что бы ни пришлось пройти Халифе, он остался прежним. Потрепанным судьбой, но таким же, как раньше.
– Есть возможная зацепка, – продолжал египтянин. – Один английский ученый, по моим сведениям, занимался Пинскером. Будем надеяться, он сумеет заполнить белые пятна. В настоящее время читает лекции на нильских круизных теплоходах. Я проверил его расписание. Завтра во второй половине дня теплоход прибывает в Луксор. Перемолвлюсь с ним словечком, послушаю, что он скажет.
– Глубоко признателен.
– Нет проблем.
– Правда, глубоко признателен.
– Правда, нет проблем.
Говорить больше было не о чем, во всяком случае, по делу, и они замолчали. Бен-Рой шел по набережной, Халифа смотрел на семейные снимки в витрине фотомагазина «Фуджифильм» на углу Эль-Медины и Эль-Махди в Луксоре. Обоим почему-то не хотелось прерывать разговор.
– Как Зенаб?
– Как Сара?
Они одновременно задали вопрос и извинились.
– Давай ты первый, – предложил израильтянин. – Как Зенаб?
– Нормально, – ответил Халифа и тут же добавил: – Неправда, совсем не нормально. Плохо спит, видит кошмары, просыпается в слезах. Тяжело переживает смерть Али. Мы оба тяжело переживаем.
Бен-Рой пытался найти слова утешения, но ничего не приходило в голову, что бы не показалось слишком легковесным.
– Сочувствую, – пробормотал он.
– Такие дела, – сказал египтянин. – Ничего, справимся.
На одной из фотографий был изображен подросток примерно возраста Али. Он строго смотрел в объектив. Халифа остановил на нем взгляд, затем отвернулся и продолжал путь.
– Как Сара? – спросил он. – Она-то, надеюсь, в порядке?
– В порядке. – На самом деле она накануне вечером приболела, но это казалось такой мелочью по сравнению с тем, что пережил Халифа, что не стоило упоминать.
– Ребенок?
– С ним все хорошо. Спасибо, что спросил.
Мужчины снова замолчали, радуясь, что они есть друг у друга, и понимая, что не нужно говорить об этом вслух. Халифа прошел мимо английского ресторана «Падлдак» и здания службы безопасности Луксора. Бен-Рой остановился у отеля «Краун-плаза» понаблюдать за танцующими – в этот субботний день там под музыку из огромных колонок кружились две дюжины пар – пожилые и молодые, хорошие танцоры и не очень. Когда он проходил здесь в другую сторону, они изображали что-то вроде сальсы. Теперь из колонок неслась мелодия вальса.
– Что это у тебя там за музыка? – спросил Халифа.
Бен-Рой объяснил.
– Мне нравится, когда люди танцуют на улице, – сказал египтянин. – В Египте так не принято. Если не считать духовных танцев зикр и танцев во время революций. Мы всегда танцуем во время революций.
– Терпеть не могу танцевать – ответил Бен-Рой. – В слоне больше чувства ритма, чем во мне.
Халифа усмехнулся. Не очень весело, но все же усмехнулся.
– А Зенаб все время танцевала, – добавил он после паузы. – В нашей старой квартире. Я приходил из участка, она ставила кассету Амр Диаба на полную громкость и скакала по всем комнатам. Любила танцы. Теперь не любит. Грустно.
Бен-Рой опять отчаянно подыскивал, что бы такое сказать, – ободрить товарища, но не показаться банальным или слащавым. Сара бы нашла нужные слова. Ей в таких ситуациях помогает врожденное чутье, и она знает, что говорить. Дар, которым, несмотря на самые лучшие намерения, Бен-Рой не обладал. Он помычал, а потом выпалил:
– Наступит день, и она снова будет танцевать! – Он еще не закончил фразу, но уже понял, что сморозил глупость. Слова прозвучали, будто название какой-то дерьмовой песенки. Не лучше ли было просто помолчать?
– С Божьей помощью, – только и ответил египтянин.
Они еще некоторое время не разъединялись. Поговорили о пустяках, а Бен-Рой, внутренне содрогаясь от своей бестактности с танцами, ломал голову, как бы сказать Халифе, что он искренне за него переживает. Потом, когда разговор закончился и он шел по набережной, рассеянно поглядывая на яхты и катера и ощущая себя самым бесполезным другом на свете, его вдруг осенило – он понял, как назвать новорожденного. Бен-Рой несколько раз произнес про себя имя, дал ему отлежаться в сознании и позвонил Саре спросить, что думает она.
– Великолепная идея, – ответила Сара. – Но что, если родится девочка?