– Но уверяю, не трахались, – хохотнул Кременко.
– Теперь вспомнили?
– Да, вдруг вспомнил. Толстая настырная стерва с огромными… – Он сложил руки в виде чашек напротив груди. – Неприятное зрелище. Пришлось приложить все силы, чтобы выбросить ее из головы.
Адвокат сидела рядом с непроницаемым лицом.
– Но теперь, когда память восстановлена, – продолжал Бен-Рой, – не скажете ли вы мне, зачем здесь оказалась госпожа Клейнберг?
Кременко пожал плечами.
– У меня сложилось впечатление, что ей одиноко в жизни. Знаете, как бывает: толстая, без мужика. Наверное, захотелось общества. Увидела мой портрет в газетах, ей понравилось мое лицо, и она решила, что я человек, с которым можно поболтать.
Бен-Рой подхватил игру и ответил на шутку:
– Так о чем же вы болтали?
Кременко сложил руки, откинулся назад и задумчиво уставился в потолок.
– Дайте подумать. Конечно, о погоде – тогда было не по сезону жарко. Согласны? Обсудили политику: муниципальные выборы, ха мацав и эту мешком прибитую Ципи Ливни…
Адвокат вспыхнула. Кременко, заметив ее смущение, улыбнулся:
– Шучу, это мы не обсуждали.
– Еще бы, – пробормотал Бен-Рой.
Сутенер запустил руку в кармашек на плече футболки и извлек пачку «Мальборо». Достал сигарету зубами, вынул из пачки зажигалку, оперся о стол локтями и закурил.
– Ладно, к делу, хватит дурака валять. – Он выпустил клуб дыма в сторону Зиски, тот отмахнулся ладонью. – Эта женщина сказала, что хочет со мной поговорить. Я ее в глаза не видел, но решил: почему бы и нет? Здесь скучно, радуешься любому развлечению. Подумал, может, она красотка и на нее стоит подрочить. Но жестоко ошибся. Страшна как смертный грех. Большое разочарование.
Он снова выдохнул дым в сторону Зиски. Тот отъехал со стулом на несколько сантиметров.
– Прости, дорогуша.
– Так о чем хотела с вами поговорить госпожа Клейнберг? – повторил свой вопрос Бен-Рой.
– О том о сем.
– В смысле?
– О моей работе, о девочках.
– Полагаю, в данных обстоятельствах нам следует избегать… – вмешалась адвокат.
Но Кременко, не дав ей договорить, поднял палец. Едва заметный жест, но он о многом сказал Бен-Рою. Перед ним сидел мужчина, который привык, чтобы ему повиновались, особенно женщины.
– Расслабься, – буркнул он. – Я здесь для того, чтобы помочь этим господам. Мне нечего скрывать и нечего стыдиться.
Он развалился на стуле и снова затянулся «Мальборо». Сигарету он держал у самого фильтра, как держат все заключенные. Сидящая подле него женщина сложила руки и, поджав губы, смотрела прямо перед собой.
– Все преподносят это дело неправильно: полиция, газеты. Мол, я такой-сякой – сутенер, торговец живым товаром. А я даже не понимаю, что значат эти слова. Я бизнесмен, и этим все сказано. Хозяин. Единственное преступление, которое я совершил – сдаюсь, не буду скрывать, – он театрально поднял руки, – это грех чрезмерной доброты. Несчастные юные девушки, приезжая в Израиль, никого тут не знают и не говорят на здешнем языке. Я их выручаю: обеспечиваю недорогим жильем, ссужаю немного денег, если они на мели, помогаю встать на ноги.
– Из того, что я слышал, скорее не встать на ноги, а лечь на спину, – вставил Бен-Рой.
Адвокат снова вскинулась.
– Еще несколько таких шуточек, и разговор будет окончен.
– Уймись, тигрица, – рассмеялся Кременко. – Он просто хохмит. Нельзя же обижаться всякий раз, если кто-то решил пошутить. Согласен, Бэмби?
Последнее было сказано в сторону Зиски, но тот опять остался равнодушен к подковырке. К чести Дова, он умел держать себя в руках. Попробовал бы Кременко так обойтись с Бен-Роем, ему бы сильно не поздоровилось.
– Так вы об этом разговаривали с госпожой Клейнберг? – спросил детектив.
– Именно. Сказал ей, что я для девочек, как отец родной. Откуда я могу знать, что они у меня за спиной творят всякие непристойности? Моей вины в этом нет. Наоборот, я жертва. Жертва собственной доверчивой натуры.
Изображая притворный гнев, он покачал головой. Бен-Рой бросил взгляд на Зиски, затем на адвоката. Выражение ее лица оставалось подчеркнуто невозмутимым, хотя ее клиент нес откровенную туфту. Детектива заинтересовало, какого труда ей стоит защищать такое дерьмо, как этот Кременко. Впрочем, может, труда особого нет. Закон беспристрастен, возразит она, и каждый имеет право на достойную защиту. Пусть ей не нравится человек, но, с ее точки зрения, она служит высшей цели. По мнению же Бен-Роя, эта женщина во многом была такой же шлюхой, как девицы Кременко. Даже хуже, поскольку в отличие от них у нее был выбор.
– Расскажите мне о египетском канале, – попросил он.
– Что это значит? – Притворный гнев сменился притворным недоумением.
– Путь, по которому девушек привозят в Израиль: через Синай в пустыню Негев.
– Ничего об этом не знаю.
– А я слышал, вы им пользуетесь.
Кременко пожал плечами:
– Мало ли что говорят… Если вас обзовут сукой, это еще не значит, что у вас клитор и вы каждый месяц писаете кровью.
Адвокат поморщилась. Если бы Бен-Рой не был так разочарован постоянным увиливанием Кременко от ответов, его бы позабавило смущение этой дамочки.
– Клейнберг спрашивала о Египте?
– Не исключено. Но если спрашивала, я ей ответил то же самое, что только что вам.
– То есть?
– Что ни хрена об этом не знаю.
Сутенер нетерпеливо махнул рукой, давая понять, что все это пустая болтовня. Бен-Рой решил отмотать назад.
– Вернемся к девушкам. Госпожа Клейнберг спрашивала о какой-нибудь конкретно? Называла имена?
– Не припоминаю.