Лабиринт Осириса - Страница 86

Незадолго до десяти часов я был разбужен звуком приближавшегося со стороны Дра-эль-Нага мотоцикла. Вскоре в мою дверь постучали, и раздался голос самого Пинскера. Судя по всему, он был пьян и произносил что-то нечленораздельное, какой-то вздор вроде: «Я нашел это, Картер!» или: «Это длиной в целые мили!» Тарарам продолжался несколько минут, после чего я попросил его уйти, и он удалился. Лицом к лицу мы с ним не общались.

Господина Пинскера я знаю три года. В прошлом году он какое-то время работал со мной и господином Каллендером на укреплении входа в гробницу Тутанхамона. Полагаю, что он являлся консультантом мистера Уинлока в Дейр-эль-Бахри и месье Шеврие в Карнаке.

Хотя мне было неприятно подобное пробуждение, я не держу на господина Пинскера зла и надеюсь, что он будет найден как можно скорее и в добром здравии.

– Тазкара.

Не поднимая головы, Халифа достал и показал полицейский значок. Билетер взглянул, что-то проворчал и двинулся дальше, оставив детектива изучать документ. Тот углубился в чтение, безразличный к подозрительным взглядам, которые бросали на него окружающие пассажиры.

Подлинное письмо Картера – не часто попадается нечто подобное, особенно с рисунком, сделанным рукой великого археолога. А ссылки на коллег-современников делают его ценным вдвойне, превращая в свидетельство, позволяющее бросить взгляд в золотой век египетских раскопок и открытий. Когда Халифа сообщил о своей находке хранителю Дома Картера на Западном берегу, тот чуть не выпрыгнул к нему из телефона – так ему не терпелось заполучить этот документ.

Но письмо обладало не только исторической ценностью. Халифу заинтересовали слова, которые Пинскер выкрикнул, явившись к дому Картера вечером перед своим исчезновением. «Я нашел это! Это длиной в целые мили!» Что он хотел сказать? Что подразумевал под словом «это»?

Первой мыслью Халифы было: та самая гробница, в которой Пинскер нашел свой конец. Находка подземного захоронения восемнадцатой династии, пусть даже пустого, – повод для большого волнения. Может быть, Пинскер обнаружил шахту, приехал к дому Картера похвастаться открытием, потом вернулся обратно и, поскольку был пьян, упал в колодец? Однако англичанин, описывая таинственную вещь или место, употребил слова «длиной в целые мили», что никак не вяжется с запечатленной на полицейской фотографии скромной однокамерной гробницей. Преувеличение пьяного человека? Не исключено, хотя выражение «длиной в целые мили» мало подходит для подобной гиперболы. Халифа хотел посоветоваться с хранителем Дома Картера, но тот ничем не смог ему помочь – он даже не слышал о Самюэле Пинскере. Слышал о нем старый друг и учитель Халифы профессор Мухаммед аль-Хабиби из Каирского музея, но тоже не мог пролить свет на тайну. Картер умер в 1939 году и, разумеется, не мог дать объяснений.

Я нашел это! Это длиной в целые мили!

Имеет ли «это» отношение к расследованию Бен-Роя? Почему убитая журналистка заинтересовалась Самюэлом Пинскером? Или он в очередной раз погнался за пустышкой, как в случае с отравлениями коптских колодцев? Надо переговорить с другими людьми. И в первую очередь с Мэри Дюфресн, которая знает все, что только можно знать об этом периоде.

Однако это подождет. Пока у него на уме другое. Халифа в последний раз покосился на письмо, аккуратно засунул его в кармашек, закрыл папку 1931 года и открыл 1972-го.

Взгляд упал на сообщение о кладбище «Бассатин». Если Пинскер был евреем, это может свидетельствовать о его, пусть призрачной, связи с Израилем. Но сейчас детектива заинтересовало другое. Он взял стопку фотографий и перебирал, пока не нашел снимок дна шахты гробницы: выдолбленный в камне пыльный прямоугольник, наполовину погребенный под ветками и прутьями.

Ветки и прутья. Эти ветки и прутья были ему не понятны.

Вот почему он ехал в Кену. Если участники событий 1931 года давно умерли и покоились под землей, некоторые из свидетелей происходившего в 1972 году были еще живы. В их числе Ибрагим Садек, бывший начальник луксорской полиции и тот самый человек, который возглавлял расследование, проводимое в связи с находкой мумифицированного трупа Пинскера. Не исключено, что Садек сумеет ответить на хоть какие-то его вопросы.

Халифа вгляделся в фотографию, затем, когда поезд громыхал мимо гигантского чадящего корпуса кенской бумажной фабрики, уложил в папку и откинулся на спинку сиденья. В конце вагона появился продавец сладких тростниковых палочек и, лавируя с подносом среди пассажиров, предлагал свой товар. Мужчина в костюме махнул ему рукой, купил палочку и протянул сидевшему рядом мальчику. По тому, как он обнял парнишку за плечи и притянул к себе, Халифа догадался, что это его сын. Мальчик прижался к отцу и протянул ему палочку, чтобы тот откусил с другого конца. Они сидели, не ведая, как много значит их мимолетная ласка. Халифа мгновение смотрел на них, затем вытер глаза и отвернулся.

Всякое напоминание о сыне оборачивалось для него тяжелым испытанием.

Между Иерусалимом и Тель-Авивом

Бен-Рой тоже был в движении – только он ехал на машине. Опять по шоссе номер один, через Иудейские горы, к прибрежной морской равнине.

За пять последних дней ничего существенного сделано не было.

Сказать, что расследование окончательно застопорилось, было бы слишком пессимистично. Скорее продвигалось еле-еле. Но теперь журналисты вцепились в сюжет зубами – первоначальное молчание прессы оказалось затишьем перед бурей, – и соответственно зашкаливало давление на полицию: со всех сторон сыпались требования как можно скорее найти преступника. Лею Шалев дважды в день вызывали на доклад к шефу Галу и старшему суперинтенданту Бауму. Неприятное занятие, учитывая, что сообщить им она могла совсем немного. Два дня назад Баум дошел до того, что заявил, будто дело настолько сложное, что Лея его не потянет и, наверное, будет лучше, если расследование возглавит он. К чести Гала, он заступился за следователя, но при этом бросил: «Мне нужен результат, Лея. И как можно быстрее. У тебя неделя, но если и к этому сроку мы так и будем топтаться на месте, придется менять ситуацию».