Лабиринт Осириса - Страница 33

Последней он осматривал свободную комнату. И там нашел ответ на то, что его мучило с тех пор, как он увидел гостиную, – почему отсутствуют записные книжки.

Все журналисты, которых он встречал, имели записные книжки. И не только для пользования в настоящее время. У них оставались и старые. Журналистам, как и детективам, постоянно требовалась справочная или контрольная информация, которая была собрана ранее. У Натана Тирата вся квартира была забита такими записными книжками, и Бен-Рой помнил, как его приятель чуть не порвал с женой после того, как та во время весенней уборки выбросила солидную порцию.

Бен-Рой не заметил ни одной записной книжки на рабочем месте Клейнберг. Но, оказалось, только потому, что она складировала их в свободной комнате в картонных коробках. Аккуратно упакованные, они представляли разительный контраст с хаосом всей остальной квартиры. Здесь были книжки за три десятилетия – за всю ее карьеру. Сотни записных книжек с ярлычками с указанием периода времени. Надписи почему-то на иврите и на английском. Все расставлено в хронологическом порядке по годам, поэтому если бы потребовалось, например, найти материалы для подготовленной в апреле 1999 года статьи, сразу было ясно, где искать. Сначала Клейнберг писала на чем угодно: в тетрадях формата А4 и А5, в разлинованных и неразлинованных, скрепленных спиралью или сшитых. Но в последние двадцать лет предпочитала черные, разлинованные, формата А4, в твердой обложке.

Возможно, в них содержалась ценная информация, но чтобы извлечь ее оттуда, потребовалось бы слишком много труда. Не только из-за количества книжек. Все записи Клейнберг вела стенографически. Придется заняться и этим, но пока Бен-Роя больше волновало не то, что было в квартире, а то, что в ней отсутствовало. Сколько он ни искал, ему так и не удалось найти ни тетрадей, ни блокнотов с записями последних трех месяцев. Он осмотрел все без исключения коробки, вернулся в гостиную и спальню, но безрезультатно. Складывалось впечатление, будто журналистская жизнь Клейнберг оборвалась двенадцать недель назад.

Его учитель, старый шеф полиции Леви, тот, что для описания процесса расследования придумал аналогию с цепью, завещал ему еще одну жемчужину полицейской мудрости: кишечную колику. Кишечная колика – это ощущение, когда в деле что-то не ладится, не соответствует общей картине преступления. Задушенная в храме женщина – дело, конечно, нехорошее, но кишечную колику вызывает не само преступление, а аномалии в нем. Отсутствие записных книжек было аномалией.

Как и с исчезнувшим ноутбуком, существовало много возможных объяснений пропажи записных книжек. Но внутреннее чутье подсказывало Бен-Рою, что их забрал убийца Клейнберг. И это вызывало кишечную колику, сильную кишечную колику, потому что убийца, забравший стенографические заметки, не соответствовал типажу другого – задушившего жертву и укравшего ключи, бумажник, мобильник и ноутбук. Что-то не вязалось. Не соответствовало одно другому. Бен-Рой прислонился к оконной раме и задумался, глядя вдаль. Пятнадцать минут спустя, когда появилась команда экспертов, он все еще стоял у окна.

Еще с полчаса он походил по квартире, пока эксперты приступали к своим занятиям в гостиной. Не обнаружив ничего полезного, предоставил поиски им и направился к двери. Он был уже на лестнице, когда его окликнула девушка-эксперт.

– Не знаю, это важно или нет.

Бен-Рой вернулся. Девушка стояла напротив стола Клейнберг и показывала на записную книжку в кожаном переплете. Когда он сам осматривал стол, записная книжка была завалена бумагами, а теперь ее освободили и отложили в сторону.

Сначала Бен-Рой не понял, на что указывала эксперт. За исключением пары отметин от шариковой ручки и пятна черных чернил в книжке ничего не было. И только наклонившись и всмотревшись, он увидел на мягкой бумаге едва заметные вмятины букв – оттиск того, что Клейнберг, должно быть, писала на верхнем листе. Большинство слов были едва различимы и наползали одно на другое, так что их невозможно было разобрать. Но одно отпечаталось сильнее других, и прочитать его оказалось легче. Оно появлялось на странице по крайней мере в восьми разных местах.

«Воски».

– Такое впечатление, что на этом слове она сильнее нажимала на ручку, – заметила эксперт. – Так бывает, когда что-то застревает у человека в голове, по-настоящему его тревожит.

Воски.

– Это вам что-нибудь говорит? – спросил Бен-Рой.

Девушка покачала головой.

– А вам?

Он тоже мотнул головой. Это был точно не иврит. Бен-Рой достал блокнот, записал слово, мгновение смотрел на него. Затем пожал плечами, сунул блокнот в карман и пошел к выходу.

– Подумайте, не удастся ли пристроить куда-нибудь кошку, – бросил он через плечо.

Луксор

Халифа знал всего троих богатых людей.

Приятеля детства, сколотившего состояние на интернет-индустрии. Американскую писательницу-миллионершу, с которой завязал поверхностную дружбу, когда она приехала в Луксор, задумав серию детективов о луксорской полиции (нелепая мысль). Третьим был его свояк Хосни.

Возвращаясь через центр города после встречи с Демианой Баракат, Халифа заглянул в интернет-кафе и отправил первым двум электронные письма: объяснил финансовые проблемы своей знакомой и спросил, не смогут ли они чем-нибудь помочь. При этом он чувствовал себя неудобно – Халифа был гордым человеком, и не в его характере было просить о помощи, особенно если дело касалось денег. Но он не мог выбросить из головы маленького горбуна и считал себя обязанным что-то предпринять.