Лабиринт Осириса - Страница 2

– Никому не говори! – крикнул он по-арабски девушке. – Поняла? Никому! Это наш секрет.

Он нажал на стартер, и мотор ожил. Пару раз крутанул ручку газа, прибавляя обороты, затем наклонился и, порывшись в притороченной к багажнику мотоцикла сумке, что-то достал оттуда. Парень не сумел разглядеть, что это было: то ли пакет, то ли небольшая книга. Затем мужчина вернулся и, схватив рукой джеллабу девушки, сунул загадочный предмет в складки черной материи. Парень с отвращением увидел, что он, приобняв девушку за затылок, привлек ее лицо к своему. Иман пыталась отвернуться, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, словно задыхаясь от прикосновений кожаной маски к своему лицу. Наконец насильник оставил ее в покое и вернулся к мотоциклу. Покачал переднюю и заднюю вилки, надел очки, закинул ногу на сиденье и, крикнув: «Это наш маленький секрет!» – включил передачу и, с ревом выкатив на дорогу, скрылся в облаке пыли.

Парень был так напуган, что прошло несколько минут, преж де чем он решился двинуться с места. И только когда звук мотора затих и ночь снова погрузилась в молчание, он поднялся на ноги. Слепая уже подобрала платок и приводила в порядок волосы. При этом она что-то бормотала, издавая странные, тонкие звуки. Парень мог бы подумать, что она смеется, если бы не видел, что с ней произошло. Он хотел подойти к Иман, сказать, что все в порядке, что теперь кошмар позади, но решил, что еще больше ее смутит, если она узнает, что он стал свидетелем ее позора. Он остался на месте и наблюдал, как девушка шарила в траве в поисках своей палки, а затем, постукивая ею, стала искать путь к ведущей от реки дороге. Она прошла метров пятьдесят, но внезапно повернулась и посмотрела прямо на него.

– Салям! – крикнула она и, словно защищаясь, вцепилась свободной рукой в джеллабу. – Здесь кто-нибудь есть?

Парень затаил дыхание. Девушка крикнула снова. Ее незрячие глаза напряженно вглядывались в темноту. Затем она сделала шаг и продолжила путь. Парень подождал, пока она завернет за поворот и ее скроет тростник. И только после этого вернулся через пальмовую рощу на тропинку вдоль Нила и, позабыв удочку, бросился бежать. Он точно знал, что ему следовало сделать.

С полулитровым мотором и трехступенчатой коробкой передач «стармей-арчер», мотоцикл «роял-энфилд» модели «дже» развивает скорость больше шестидесяти миль в час. На европейском асфальтированном шоссе можно выжать все семьдесят. Но в Египте, где самые лучшие дороги скорее напоминают слегка приглаженную колею, он редко ездил быстрее тридцати. Но этим вечером все обстояло иначе. Вечер выдался особенным. Спиртное и эйфория лишили его осторожности, и стрелка спидометра скакнула к сорока пяти. Мотоцикл с ревом несся на север через тростниковые и кукурузные поля, Нил остался справа, и громоздившаяся к небу горная гряда Тебана уводила его налево. Седок часто прикладывался к бутылке и, неверно выводя мотив, пел одну и ту же песню.

Долог путь до Типперери,
Но пройду хоть целый свет;
Долог путь до Типперери,
К той, кого милее нет!
До свиданья, Пиккадилли,
Лестер-сквер, прощай,
Долог путь до Типперери,
Но лишь там для сердца рай.

Большинство деревушек на западном берегу стояли в безмолвии – селения-призраки, – их обитатели феллахи давно отправились спать, и их жилища из сырцового кирпича были темны, как гробницы. Только в Эсбе сохранились признаки жизни. Там праздновали Маулид и несколько полуночников задержались на улице: два старика сидели на лавке, попыхивая кальяном – шишой, дети швыряли камнями в верблюда, продавец сладостей катил домой пустую тележку. Люди повернули головы к тарахтящему мотоциклу и с подозрением посмотрели на седока. Продавец сладостей что-то крикнул, а один из мальчишек поднес указательный палец ко лбу, жест, означающий, мол, это шайтан, дьявол. Мотоциклист, не обратив на них внимания, проехал мимо – он привык к таким оскорблениям, – и до конца деревни за ним гналась свора собак.

– Паршивые шавки! – прикрикнул он на них.

На перекрестке он повернул налево и поехал на восток – прямо в сторону горного массива, где в лунном свете отливали оловом крутые склоны. Лик гор, словно белые вены, испещрили узкие тропинки. Некоторыми пользовались еще строители гробниц, когда три тысячи лет назад шагали через хребет к вади Бибан эль-Мулюк, в Долину царей. В последние годы он множество раз исходил эти тропинки, чем ставил в тупик археологов и других европейцев, которые недоумевали, почему он не берет ослика, если ему хочется полюбоваться видами. Его понимал один Картер, но даже он начал превращаться в буржуа. Ему стала нравиться лесть. В нем появилась манерность. Упрямство и вспыльчивость вытерпеть можно, а вот жеманство – никогда. Дурачье они все! Он им покажет! Он уже им показал, хотя они еще об этом не знают.

Мотоциклист подъехал к Колоссам Мемнона, притормозил и поднял бутылку, словно предлагая шутливый тост, затем опять прибавил скорость и продолжал путь на север по изгибам дороги – мимо разрушенных усыпальных храмов, выстроившихся у подножия массива. Многие представляли собой лишь темные груды разбросанных блоков и сырцового кирпича, едва отличимые от окружающего пейзажа. Лишь храмы Хатшепсут, Рамсеса II и дальше Сети I сохранили остатки первоначального величия – престарелые куртизанки, зарабатывающие на воспоминаниях о красоте дней своей юности. И разумеется, грандиозный заупокойный храм Рамсеса III на юге, в Мединет-Абу, где мотоциклист впервые увидел слепую девушку и с тех пор в его жизни все переменилось.